Качество образования зависит от многих вещей – от оплаты преподавателей, от наличия серьезных научных школ и их сохранения, и, самое главное, от наличия серьезных программ развития экономики и промышленности. Если этих программ нет, то отсутствует реальная востребованность со стороны развивающейся экономики.
Юрий Васильевич, министр Фурсенко достаточно подробно говорил в Красноярске о предстоящей реформе вузовского и среднего образования, предложения Минобрнауки вызвали весьма бурную реакцию, Фурсенко закидали яйцами нацболы. С вашей точки зрения, это протест нацболов, либо же предложения Минобрнауки действительно спорны в содержательном плане?
С моей точки зрения, здесь два совершенно разных момента. Комсомол и нацболы – это категория людей, которые в любом случае оседлывают общественную волну, и их поступки никогда не бывают просто эпатажными и бессмысленными. Поскольку, действительно, после монетизации, после повышения тарифов на ЖКХ, после принятия Жилищного кодекса, следующим этапом так называемых «социальных реформ» будет «модернизация» образования и здравоохранения. И вектор, и смысл этих реформ очевидны, они связаны с отказом от социального государства. Ясно, что нацболы этим пользуются, и противопоставляют свой смысл, и, так или иначе, люди их поддерживают, потому что не ждут от «реформ» и «модернизаций» ничего хорошего. Это, собственно, о нацболах.
А теперь – о Фурсенко. Фурсенко не делает ничего такого, чего не делал бы Филиппов год назад. Фактически, реализуется та модель неолиберально-фундаментального, рыночного образования, которая была впервые предложена еще в 1997 году группой рыночников – экономистов во главе с Ярославом Ивановичем Кузьминовым из Высшей школы экономики. Поэтому, по большому счету, все эти предложения, все эти идеи являются всего лишь реализацией той модели, которая сегодня после всяких перипетий победила.
Ничего хорошего реализация данной модели людям не принесет, потому что за моделью – отказ государства от тех обязательств, за которые оно, пусть формально, но, по крайней мере, декларировало как свою ответственность до сих пор.
Надо понимать, что сейчас начинается борьба за то, будут ли образовательные законы рассмотрены уже на весенней сессии Госдумы (кстати, и законопроекты по здравоохранению также могут рискнуть быстро «протащить» через Госдуму), либо это все будет перенесено на осень. И жест нацболов имеет отношение и к этому, внешне чисто техническому вопросу. И, наконец, последний момент - к сожалению, приходится констатировать, что во всем том, что обсуждает Андрей Александрович Фурсенко, не видно никакого содержательного, программного заявления, всё по-прежнему сводится к экономии бюджетных средств за счёт образования. И это видно. Я внимательно читал информацию в СМИ по поводу происшествия в Красноярске, и одна из цитат, на мой взгляд, является показательной. Фурсенко говорит, что сейчас на образовательном рынке, особенно в регионах, окончившие ВУЗы ребята «не могут найти себе применения». Мол, «молодежь не понимает, что нужен один инженер, а не десять экономистов». На мой взгляд, в этой короткой фразе содержится квинтэссенция всей политики Министерства образования и науки. Почему? Фактически, вопрос о том, что отсутствуют рабочие места в регионах, тем более, квалифицированные и высококвалифицированные рабочие места, этот вопрос, который требует активной промышленной и экономической политики, и ухода от сырьевой политики, переводится в вопрос о том, что у нас слишком много высшего образования, что значительная часть высшего образования является «лишней». И дальше, когда говорится о том, что нужен один инженер, а не десять экономистов, опять идет спекуляция на огромном переизбытке юристов и экономистом, что никак не регулировалось в предыдущие годы, и возникает большой вопрос – почему? Но когда говорится про одного инженера, тоже возникает вопрос – а почему только один? И почему возникает вопрос про юристов и экономистов, а не обсуждается вопрос о том, что наши инженерные ВУЗы сегодня во многом перепрофилированы под выпуск тех же юристов и экономистов, и кроме этого, их, инженеров, количество резко сократится после переноса финансирования высшего образования в регионы и перевода ВУЗов в разные категории. Таким образом, возникает очень простой вопрос – вместо того, чтобы обсуждать развитие экономики и промышленности, которое и потребует определенного типа кадров, происходит адаптация высшего образования, и вообще, в целом, образования, под сложившуюся на сегодня примитивную экономическую систему, и дальше из этого выстраиваются так называемые реформы образования. И что от этого можно ждать?
Но тут есть еще один аспект. В высшем образовании в России действительно есть ряд проблем. Например, некачественное образование частных ВУЗов, которые выдают государственные дипломы. Иногда недостаточно качественное образование и в государственных ВУЗах. Каким образом должны решаться эти проблемы?
То, о чем вы говорите, это не проблемы, с моей точки зрения. Это указание на некоторые трудности, которые возникли, на 90%, по вине самого государства. Почему это не проблемы? Когда говорят про частные ВУЗы и про филиалы государственных, когда сегодня в некоторых ВУЗах формально числится 100 тыс. человек, 200 тыс. человек, а в некоторых негосударственных – до 350 тыс. студентов, то здесь идет речь о том – а кто сертифицирует эти ВУЗы? Какие нормы используются для открытия учебных заведений? Это один момент, чисто государственный. С другой стороны, эти частные ВУЗы, которые открывают огромное количество филиалов и делают огромное количество мест, получают деньги родителей. Хорошо, ужесточите требования к программам. Во всем мире идет сертификация программ и их категоризация. А при чем здесь количество ВУЗов и количество мест? И второй момент, который здесь есть, связан с тем, что качество образования не улучшится и никак не изменится в результате этих так называемых реформ по сокращению количества высшего образования.
Но качество образования зависит от других вещей – от оплаты преподавателей, от наличия серьезных научных школ и их сохранения, и, самое главное, от наличия серьезных программ развития экономики и промышленности. Если этих программ нет, то отсутствует реальная востребованность со стороны развивающейся экономики. И даже если оставить пять ВУЗов, и все деньги сосредоточить на них, сделать размер оплаты преподавателей $10000 в месяц, то это не покроет реальные потребности современной промышленности, где само разделение труда требует гораздо большей расчлененной специализации, разных типов ВУЗов и так далее. Поэтому вопрос качества образования, по большому счету, никак не связан с этими реформами. Кроме того, что есть такая иллюзия – давайте, сократим число мест и ВУЗов в несколько раз, и у нас резко повысится качество образования. Вероятно, идеологи «реформ» надеются на чудесный известный закон «перехода количества в качество».
При этом идеологи неявно исходят из китайской модели высшего образования. В Китае двадцать лет назад было достаточно много средненьких, по китайским меркам, ВУЗов. Они резко сократили их количество и сделали образование полностью платным, в условиях очень резкого роста экономики за последние 20 лет, и при условии, что ¾ населения до сих пор остается сельским, крестьянским, отрезанным от ВУЗов. Они сделали фактически элитарную систему образования. Но у них не было той системы высшего образования, которая была в СССР. Они это сделали, как прирост и в условиях, когда у них ВВП удваивается за десятилетие, и когда у них есть огромные инвестиции, которые измеряются сотнями миллиардов долларов, и есть жесткие программы промышленного развития – от своих сотовых телефонов до всего остального. И под этот рост в их логике и в их национальных традициях, они делают ВУЗы, и ВУЗы идут за этим ростом медленным, эволюционным путем. Но мы же этого не делаем. Поэтому Россия не только не Америка, но и не Китай.
Но тогда возникает проблема временного лага. Потому что проблемы в образовании у нас есть уже сейчас. Если мы начинаем сейчас разрабатывать промышленную политику, программы развития экономики, благодаря чему надеемся поднять ВУЗы, то должно пройти много лет, прежде чем это сработает.
Нет, здесь никакого лага нет, на мой взгляд, это несколько надуманная проблема. Потому что ситуация в постсоветском пространстве другая, нежели в Китае и других регионах. Наше образование сегодня является единственным ресурсом, которое опережающим образом может и должно создавать и новую экономику, и новую промышленность, и любую передовую сферу деятельности. У нас сегодня неоткуда взяться передовой сфере деятельности. Если мы, например, возьмем авиапром, то из наших 20 огромных умирающих заводов не сделаешь корпорацию «Русский Боинг». Инерционные, социальные и иные проблемы не дадут этого сделать. Программу и логику можно примерно обозначить следующим образом – новое российское образование должно быть инструментом, средством общественно-экономического развития страны. Обратная логика, которую фактически проводит Фурсенко и проводил до него Филиппов, состоит в том, чтобы приспособить образование к существующей сырьевой экономике. А все разговоры про инновации – это чистой воды идеология.
То есть, та промышленная политика, о которой вы говорите, должна строиться от образования?
Сегодня – да. Потому что на отраслевых и корпоративно-отраслевых остатках ничего нового не построишь, это инерционный и консервативный механизм. Кроме того, экономика тоже должна быть новой, допустим, постиндустриальной, информационной, ее надо строить от знаний. Если мы говорим – экономика знаний, то ее надо строить от ВУЗа, от развития, а не деградации высшего образования.
