"...русский для меня – это любой по этническому происхождению человек, который любит Россию, её тысячелетнюю историю, и по доброй воле служит российской государственности. Не случайно, что русский – прилагательное, что эта прилагательность сама по себе является уникальным явлением."
Когда народы, распри позабыв,
В великую семью соединятся…
А.С. Пушкин
Святой благоверный великий князь Андрей Боголюбский, который в 1155 году перенёс столицу из Киева во Владимир, с Юга на Северо-Восток, и который, таким образом, выступил основателем Северо-Восточной Владимирской Руси, ставшей через три столетия Московским царством, был полуполовцем. Его матерью была дочь хана Аепы и Андрей Юрьевич имел второе половецкое имя Катай (или Китай). А его бабушка Гита была не только женой Владимира Мономаха, но и дочерью короля англов Гаральда. При этом Андрей Боголюбский был Рюрюковичем.
Вопрос: русским ли был князь половецко-варяжско-англского происхождения?
Такие вопросы надо задавать и стараться ответственно отвечать на них, иначе страну по-прежнему будут одновременно, с двух сторон, разрушать два внешне противоположных, но единых по существу, «изма»: национализм и интернационализм.
Национализм стал в 80-е годы основой сепаратизма и «мягкого» мятежа, позволил партноменклатуре сформировать этнократию и выделиться в отдельные национальные государства.
Интернационализм стал основой для «открытия» России и включения её в процессы глобализации, базой для индустриально организованного грабежа и мародёрства транснациональным капиталом.
Оба этих «изма», как я подробно описал в статье «Нацибилдинг» (см.
www.kroupnov.ru/5/59_1.shtml ), являются элементами единой системы нациостроительства (нацибилдинга – nation-building), современной технологии организации глобальной суперимперии США и прямого контроля различных регионов мира.
СССР развалили во многом благодаря правильно организованному противопоставлению «русских» и других народов, разумеется, «угнетаемых» и «репрессированных», которым якобы дали наконец-то возможность строить своё национальное возрождение.
Наглядно видно это, в частности, через историю с принятием Верховным Советом РСФСР Закона РСФСР «О реабилитации репрессированных народов» от 26 апреля 1991 г.
Сегодня уже абсолютно ясно, что этот закон имел исключительно популистский и антироссийский смысл, был направлен не на решение проблем, а на повышение шансов отдельных политиков на захват власти и собственное переизбрание в очередную электоральную пору.
Циничные политиканы при этом как-то «забыли», что «репрессии народов» (а сегодня некоторые «учёные» насчитывают уже до 60-ти народов, которые надо включать в вышеупомянутый закон) происходили в годы тяжелейшей мировой войны, победа в которой не только принесла освобождение всему миру, но и стоила СССР-России почти три десятка миллиона жизней.
Показательно, что одним из главных результатов принятия этого закона стали две Чеченских войны.
Самое ужасное и неприятное в этом развале СССР со стороны «национального вопроса» состоит в том, что СССР-Россия являлась и продолжает являться единственной страной в мире, где много сотен лет одновременно сосуществует и полноценно живёт полторы сотни народов.
Здесь всегда надо помнить блестящее положение В.В. Кожинова об этой уникальной основе нашей русско-российской державы-цивилизации.
«Невозможно излагать здесь всю этническую историю стран Запада, но для уяснения проблемы достаточно в самых общих чертах сравнить ее с этнической историей России, - той России, даже в центральной части которой на протяжении веков жили, росли и крепли вроде бы совсем «чужие» русским народы -- башкиры, коми, марийцы, мордва, татары, удмурты, чуваши и т.д., а на окраинах столетиями сохранялись даже и самые малочисленные этносы в несколько тысяч или даже в несколько сот (!) человек.
На Западе же многие десятки народов либо вообще исчезли, либо превратились к нашему времени в своего рода этнические реликты (как шотландцы, валлийцы, бретонцы, гасконцы, лужичане и т.п.). Ныне всего только два народа, живущие на территориях крупных западноевропейских стран, продолжают отстаивать себя как еще живые силы - ирландцы (в британском Ольстере) и баски (в Испании и Франции). Много лет они ведут кровавую войну за элементарную национальную автономию...
И если уж называть Россию «тюрьмой народов», то, в точном соответствии с логикой, следует называть основные страны Запада не иначе как «кладбищами народов», а потом уж решать, что «лучше» - тюрьма или кладбища...»[i].
У этого мирового русского чуда совместного исторического бытия полутора сотни народов есть вполне очевидное, вовсе несекретное объяснение.
Только в России принцип личности каждого человека и каждого народа является исходным, базовым, определяющим, - ядром российского всемирно-исторического генома.
Точно сформулировал данный принцип в «Дневник писателя» за январь 1877 года Фёдор Михайлович Достоевский: «Настоящее социальное слово несет в себе никто иной, как народ наш, что в идее его, в духе его заключается живая потребность всеединения человеческого... Мы первые объявим миру, что не через подавление личностей иноплеменных нам национальностей хотим мы достигнуть собственного преуспеяния, а, напротив, видим его лишь в свободнейшем и самостоятельнейшем развитии всех других наций и в братском единении с ними, восполняясь одна другою, прививая к себе их органические особенности и уделяя им от себя ветки для прививки, сообщаясь с ними душой и духом, учась у них и уча их, — и так до тех пор, когда человечество, восполняясь мировым общением народов до всеобщего единства, как великое и великолепное древо осенит собой счастливую земли».
Впрочем, нет ничего удивительного в том, что у русских принцип личности составляет основу их всемирно-исторического бытия.
В основе русского самосознания лежит недовольство собственным земным несовершенством и трагическое мировосприятие.
Мир для русских изначально трагичен, что, необходимо подчеркнуть, вовсе не означает уныния. Наоборот, это даёт возможность в лучшие моменты своей жизни объективно относиться к собственной судьбе и уникальности своей личности, даёт знание о том, что в жизни есть смысл и ты, и окружающие тебя люди – вовсе не случайные мошки в мире, вовсе не «твари дрожащие».
Хорошо написал об этом Лев Николаевич Толстой.
В романе «Две жизни» учитель наставляет Лёвушку: «Проследи эту свою последнюю жизнь. И ты увидишь, что в твоей интуиции с самого детства все время жило глубоко запрятанное чувство, что тебе готовится путь иной, чем пути всех, тебя окружающих. Ты ничем не отличался вовсе, кроме исключительных способностей, от пестрой толпы окружавших тебя людей. И все же ты знал, что какую-то миссию для этой окружающей тебя толпы ты должен будешь выполнить...».
Это стремление искать своё место в трагической мировой жизни, давать простор своей личности через служение российской государственности, знать при этом, что «Бог всё видит», что «Око есть» – вот, пожалуй, главная черта русского самосознания.
Это архетип или геном, говоря биологическим языком, русского человека.
Отсюда, русский для меня – это любой по этническому происхождению человек, который любит Россию, её тысячелетнюю историю, и по доброй воле служит российской государственности. Не случайно, что русский – прилагательное, что эта прилагательность сама по себе является уникальным явлением.
Русские никогда не были националистами, они ко всему прилагаются и к ним всё прилагается. Главное, чтобы хорошее прилагалось - и без подлости.
Национализм и интернационализм - не русские идеи. Даже так: национализм – это напрямую антирусская идея (см., в частности, мою статью Identification board , в которой разбираются основания национализма, -
www.kroupnov.ru/5/60_1.shtml).
Разнообразные так называемые «русские националисты» в виде своих вождей и идеологов (а, конечно, не искренних низовых участников) сегодня напрямую работают на главный механизм строительства либеральной империи США – нацибилдинг или нациостроительство.
На американцев работают как «татарские» националисты в Татарстане[ii], так и «русские» националисты по всей стране[iii]. Смешно и страшно при этом наблюдать то, как они ещё нередко одновременно выступают против Россиянии, т.е. целенаправленной программе по превращению «Российской Федерации» - обрубка России – из полиэтнического тысячелетнего единства в «нормальное» nation-state.
Нация - это исключительно западная и нероссийская идея XVI – XVIII веков. Даже самые умеренные и образованные националисты типа И. Ильина (того, целыми абзацами из которого сыплет ещё один туземный националист – Н.С. Михалков) запутали всех своими «истинными» и «неистинными национализмами», поскольку придумывали это под прямым влиянием Гегеля и марксизма, их учения о нациях как необходимой форме «правильного» буржуазного государства в XIX веке[iv].
Нация и национализм – это не наш путь. Россия всегда полиэтнична и вненациональна.
Для меня все народы России русские.
Мы правильно не удивляемся странным, казалось бы, на поверхностный взгляд, сочетаниям «русский татарин», «русский еврей», «русский армянин», «русский немец».
Русские – это не происхождение, не цвет крови или кожи, не избранные фамилии и роды, не этнос и не национальность.
И именно поэтому России совершенно не подходят никакие нацибилдинги по-американски, именно поэтому для меня, как и для Вадима Валерьяновича Кожинова, у России нет и не может быть никакой такой национальной идеи.
«Русский народ никогда не двигался в русле национальной идеи в отличие от англичан, немцев, французов, японцев или китайцев. Многочисленные разговоры о национальной идее - плод невежества, и на них, собственно, нет смысла ориентироваться. К сожалению, в отрицании национальной идеи как движущей силы русского народа большинство видит национальное принижение. Это неверно. Чаадаев в свое время писал, что для нас узки любые национальные идеи, так как Провидение поручило нам интересы человечества. Русские — уникальный народ, который смог определить судьбу континента, притом не навязывая ему своей национальной идеи. Ведь Россия никогда не была колониальной системой. Русский народ во многих отношениях жил хуже, чем другие народы. В служении целому континенту и тем самым всему миру не остается места для обеспечения собственного благосостояния, для чисто бытового устройства жизни. Тот, кто берет на себя ответственность за человечество, должен за это платить. Но в награду за служение русский народ создал свою культуру...
… Русские смешались с самыми разными народами — выделить чисто русский тип просто невозможно. Во время войны любой солдат, узбек или бурят, называл себя русским. Ибо он нес ответственность за всю страну, а не только за свое национальное бытие и знал, что именно русские всегда несли эту ответственность.
… Я думал о национальной идее неотступно с 1963 года, уже почти 35 лет, и в конце концов пришел к выводу, что собственно национальной идеи в России не существует, и мы можем гордиться тем, что мы выше такой идеи.
Отсутствие национальной идеи нередко приводит нас к тяжелым последствиям, но хорошо известно, что величайшие эпохи в истории человечества — это трагические эпохи. И чем эпоха трагичнее, тем она выше. Гегель говорил, что времена благоденствия народа — времена, совершенно ненужные истории, а трагические эпохи — история. Разумеется, если мерить человечество не его повседневным бытом, а в конечном счете последним Судом... Любой человек не может не думать о том, что будет с ним после смерти. Ярчайший пример: князь Святослав, ярый противник христианства, сказал, обращаясь к своим дружинникам: «Ляжем костьми, братия, мертвые бо сраму не имут». Так он предлагал не только себе, но и своим рядовым воинам подумать о том, что с ними будет после смерти. Какое за этим стоит понимание человеческого бытия!»[v].
Русские – категория вненациональная и надэтническая. И только благодаря этому стала возможно уникальная устойчивая политэтничность России, т.е. братство народов, которые в тяжёлые для страны годы все заявляют и показывают себя русскими - т.е. «рашнс» (Russians), «шурави», «русо», «русиа» и т.п. И это самые правильные и настоящие русские, поскольку за ними стоят не лапти, матрёшки или какие другие атрибуты сувенирного этноса, а тысячелетняя Россия с её государственностью и народом.
Многократно показано, что чудесное сохранение народов в России стало возможно благодаря интеграции любого народа в систему нашей государственности (см., в частности, прекрасный очерк на эту тему Ф. Нестерова в Приложении к данной статье).
Разбирая русскую колонизацию (как освоение северо-восточных земель) и формирование поликультурного пространства на Северо-Востоке Азии (см. по данной проблеме мои статьи «Курс – НОРД-ОСТ» -
www.kroupnov.ru/5/55_1.shtml и «Ключевский и Филипповский о первом переходе русских на Северо-Восток» -
http://www.amur.p-rossii.ru/4/39_1.shtml), сотрудник Института Востоковедения Российской академии наук Ю.В. Любимов показывает основания и механизмы такой интеграции и делает в итоге следующее заключение: «… Административные функции на местах исполняли поверстанные на службу, отчужденные по тем или иным причинам члены общин. Формирования этого слоя происходило как за счёт представителей метрополии, так и верноподданных из числа «инородцев» (не только аборигенов)… Существенно, что такие органы в определённом смысле напоминают органы колониального управления, но принципиально от них отличаются тем, что не возникало непроходимой грани между «служилыми» и аборигенами… Основополагающим принципом было невмешательство во внутренние дела национальной общины. Главным элементом «обратной связи» становился ясак, который трактовался не как налог, а как своего рода овеществлённое подтверждение лояльности»[vi].
«Великая семья народов» по Александру Сергеевичу Пушкину и «братское единение со всеми народами» по Фёдору Михайловичу Достоевскому – вот русско-российский принцип личности в действии, вот наша всемирная программа, которой нет ни у Запада, ни у Востока.
И именно для продолжения данной программы нам необходима Россия как мировая держава.
Приложение
Многонациональная Россия
(Отрывок из книги Ф. Нестерова «Связь времён»[vii])
Характерной чертой Российской державы, делавшей ее исключением из общего правила многонациональных империй, было отсутствие у построившего ее народа комплекса "народа-господина" по отношению к иноплеменникам.
… Положение русских в российской "тюрьме народов" отличалось от положения англичан в Британской империи, немцев в империи Габсбургов, японцев в империи Восходящего Солнца и В России бесправие не было уделом только "инородцев". Крепостное право являлось "привилегией" русских, украинцев и белорусов, то есть "природных русских", с правительственной точки зрения. Рекрутчина всей тяжестью ложилась на тех же "природных русских" и лишь в годы чрезвычайных наборов распространялась также на народы Поволжья. Русский народ в "тюрьме народов" был не тюремщиком, но заключенным.
В любой многонациональной империи Запада даже низший социальный слой господствующей нации имеет ряд привилегий по отношению к подчиненному народу в целом. Последний клерк Ост-Индской компании чувствовал свое превосходство перед сиятельным махараджей; беднейший из французских колонистов в Алжире был бы до глубины души оскорблен, если бы его назвали феллахом...
Моральные нормы, обязательные в отношениях между членами господствующей общины, теряют всякую силу при сношениях с представителями низшей общины. [112-113]
Вот такой гнусности российская история никогда не знала. Русский народ никогда не чувствовал себя господином других народов, никогда не придерживался двойной морали, никогда не стремился отгородиться от иноплеменников. И судьба его была неотделима от них. [114] .
Вообще по части "колониальной романтики" России трудно тягаться с Западом, и недаром в русской литературе, совсем не бедной талантами, не. нашлось места для подражании Редьярду Киплингу.
Своеобразие многонациональной России лежит в иной плоскости. Первое ее отличие от империй Запада заключается в том, что своим возникновением она обязана не только и даже, может быть, не столько завоеванию, сколько мирной крестьянской колонизации и добровольному присоединению к ней нерусских народов. Испания завоевана вестготами, завоевана арабами, а затем снова отвоевана в ходе Реконкисты. Британия завоевана англами и саксами, Англия завоевана норманнами. Галлия завоевана франками. Германия мечом и огнем берет у славян добрую половину своих земель, расположенных к востоку от Эльбы. Волны завоевателей несколько раз проходят по Италии. Повсеместно победители либо истребляют побежденных полностью, как предположительно сделали англосаксы с бриттами, немцы (не предположительно) — с пруссами и т. д., либо ограничиваются истреблением местной родовой аристократии и возникающего феодального класса и сами занимают его место (норманны в Англии, франки в Галлии и т.д.). В обоих случаях народ-победитель, народ-господин ставит между собой и покоренными или истребляемыми врагами кастовые преграды. И те же самые черты, усугубленные расизмом, четко проявляются при создании европейских заморских колониальных империй.
Славяне расселяются по Восточно-европейской равнине, мирно обтекая островки угро-финских племен, оторвавшихся от своего основного этнического материка. Между пришельцами и коренным на селением не возникает отношений господства и подчинения; редко случаются вооруженные столкновения, ибо земли, основной предмет эксплуатации со стороны славянских поселенцев, обширны, заселены крайне редко и не представляют собой с. — х. ценности в глазах финнов, охотников и рыболовов. Славянская община постепенно включает в себя на равных основаниях угро-финские поселения. "Повесть Временных лет" рассказывает, что в "призвании варягов" наряду со славянскими племенами принимала участие финская чудь — никакого намека на неравенство между различными этническими группами сообщение не содержит. Варяги, со своей стороны, удивительно быстро смешиваются с возникающими из среды славянской племенной аристократии феодальным классом. Никаких перегородок, подобных тем, что воздвигли победители норманны между собой и побежденными англосаксами, здесь не было. На юге и юго-востоке, в приграничной с "диким полем" полосе, та же самая картина: тюркские племена берендеев, черных клобуков, торков, выброшенные из степи жестокой конкуренцией за пастбища со своими сородичами, оседают, с позволения киевских князей, среди славянского населения. Говоря в целом, в Киевской Руси классовое размежевание раннего феодального общества, его сословная градация проходят не по этническим границам.
Великороссия, возникшая из пепла и развалин Древней Руси, воспринимает по наследству ее могучую пластическую силу. [89-90]
Важнейшая черта русского колонизационного движения состояла в том, что миграционные потоки направлялись на неосвоенную ранее землю. Русские крестьяне, поднимая целину, распространили Россию от Прибалтики до Тихого океана, от Белого моря до песков Средней Азии. Ни у одного земледельческого народа, будь то в Поволжье, на берегах Балтики, в Закавказье, в бассейне Амударьи и Сырдарьи, землю не отобрали.
Нигде русские переселенцы не ущемили жизненно важных интересов и кочевого населения: степь широка, в ней места хватало и для русского поля, и для пастбищ скотоводов. Напротив, в страшные годы бескормицы и массового падежа скота русское зерно и мука становились серьезным подспорьем в жизни кочевых племен. [...] Не было причин, материальных причин к тому, чтобы русские крестьяне и казаки становились в непримиримо враждебные отношения к нерусским народам, и не было причин для яростной, слепой ненависти с другой стороны. Нигде русская община не напоминает английскую колонию, нигде не держится обособленно высокомерно по отношению к "туземцам", повсеместно она органично врастает в окружающую иноплеменную среду, завязывает с ней хозяйственные, дружеские и родственные связи, повсеместно, срастаясь с ней, служит связующим звеном между нерусскими и Россией. Не было комплекса "народа-господина", с одной стороны; и не было реакции на него — с другой, а потому вместо стены отчужденности выковывалось звено связи.
Другой характерной и отличительной чертой Московского государства и Российской империи было действительно добровольное вхождение в их состав целого ряда народов, заселяющих огромные области: Белоруссии, Украины, Молдавии, Грузии, Армении, Кабарды, Казахстана и др. История никакой иной европейской или азиатской империи не знает ничего подобного. Вестминстерский дворец, скажем, никогда не видел в своих стенах посольства, прибывшего с просьбой о включении своей страны во владения британской колонии. [94-95]
В 1453 году Византия, раздавленная напором турецкого нашествии, прекратила свое существование. Еще раньше распался и попал под пяту иностранных поработителей круг земель, освещенный некогда византийской цивилизацией. Чужеземное господство над Арменией, Грузией, Грецией, Болгарией, Сербией и Черногорией, Валахией и Молдавией, Украиной и Белоруссией усугублялось религиозным антагонизмом между победителями и побежденными. Если феодальная эксплуатация в рамках единой религиозной общины до некоторой степени ограничивалась моральными нормами, то по отношению к иноверцам всякая мораль отбрасывалась, и на место идеологического воздействия со стороны правящего класса становилось неприкрытое насилие, каждодневный произвол и массовый террор в случае возмущения.
Только Московское царство среди прочих православных государств смогло сбросить с себя иноземное иго и добиться "самодержавия", то есть полной самостоятельности, независимости от власти какого-либо иностранного государя. По времени возвышение Москвы совпало с падением Константинополя, а потому и роль политического оплота православия немедленно перешла от Византии к Московии. Женитьба Ивана III на Софье Палеолог, которая передала своему супругу и потомству права на корону византийских императоров, лишь добавила юридическую санкцию к действительному положению дел. Подобно тому как в XIV-XV веках русская православная церковь обращала взоры своих прихожан к Москве как к центру сплочения всех русских земель в борьбе против Золотой Орды, так позднее, в XV-XIX веках, вся вселенская православная церковь указывала на Московский Кремль как на "твердыню истинной веры", как на последнюю надежду всех угнетенных, гонимых и страждущих православных христиан. [96-97]
Как в период сплочения русских земель вокруг Москвы в XIV-XV веках, так и в позднейшую эпоху объединения уже нерусских земель в пределах многонациональной России прослеживается один и тот же исторический ритм, вызванный внутренней противоречивостью процесса интеграции. В близкой ли Рязани или в далекой Кахетии действовали одновременно центростремительные и центробежные силы и стремления. Из их противоборства и рождались попеременно местные "приливы" к Москве и "отливы" от нее. Легко различить общие фазы таких политических циклов, которые, повторяясь и затухая, вели к полному государственному объединению: обращение к Москве за военной помощью; помощь подучена, и кризис преодолен; военное присутствие Москвы (России) начинает тяготить, появляется стремление освободиться от политической зависимости; восстановление домосковского статус-кво чаще всего в союзе с прежними врагами; возобновление, как правило, в гораздо более острой форме старого кризиса; возвращение к Москве. [98]
Создание многонациональной державы, сочетающей в себе народы различных культур, верований и традиций, предполагает наличие потребности в этом с той и другой стороны. Москва, получив ярлык на великое княжение, потому преуспела в своей объединительной миссии, что умела поставить общерусский интерес выше своего местного: московское боярство без сопротивления уступает ближайшее к трону место потомкам удельных князей; московские дети, боярские и дворяне, покорно покидают свои подмосковные поместья, расселяясь по царскому указу под Новгородом Великим, Новгородом Нижним, Псковом, Рязанью, Тверью, Смоленском, чтобы на равных основаниях с местными помещиками нести службу "головой и копьем". Избранная "тысяча" московского дворянства, своего рода царский гвардейский корпус, "испомещенныи" вокруг столицы, на деле состоял из выходцев из всех русских земель. Нет ничего удивительного в том, что правительство многонациональной Российской державы исходит в дальнейшем в своей внутренней политике не из узко русских, а прежде всего из своих классовых, то есть общегосударственных интересов. [105]
В ходе объединения русских земель Москва усиливается сами и обессиливает своих соперников, великих князей тверских, рязанских и нижегородских, стягивая отовсюду к себе на службу основную боевую силу того времени — боярство. Ту же самую политику проводит Московия и по отношению к своим нерусским противникам, оттого родословные русского боярства производили на Ключевского впечатление "этнографического музея": "Вся русская равнина со своими окраинами была представлена этим боярством во всей полноте и пестроте своего разноплеменного состава, со всеми своими русскими, немецкими, греческими, литовскими, даже татарскими и афинскими элементами". Здесь, очевидно, вопрос об этнической "чистоте" и сравнительном "благородстве" или "низости" национальных элементов никогда не поднимался. Напротив, Иван Грозный с гордостью писал шведскому королю: "Наши бояре и наместники известных прирожденных великих государей дети и внучата, а иные ордынских царей дети, а иные польской короны и великого княжества литовского братья, а иные великих княжеств тверского, рязанского и суздальского и иных великих государств прирожденцы и внучата, а не простые люди".
Литовские Гедиминовичи мечтали стать господами всей русской земли — они ими стали, превратившись в русских князей Патрикеевых, Голицыных, Куракиных и других, которые в московской иерархии заняли место лишь ступенькой ниже Рюриковичей. И они повели русскую рать на Вильно. Ливонский крестоносный орден видел смысл своего существования в борьбе против неверных и в натиске на Восток; в этом смысле Иван Грозный предоставил ему столь широкое поле действий, о котором самые смелые и честолюбивые магистры не смели и мечтать. Царь поселил пленных рыцарей вдоль Оки, чтобы они с мечом в руке стояли против татарских орд, защищая границы Московского государства, а заодно и европейскую христианскую цивилизацию. Под московским кнутом рыцари очень скоро возродили свою утраченную было ими воинскую доблесть, и Грозный пожаловал многих из них за исправную службу, испоместив под столицей и включив в отборную "тысячу" московского дворянства. Других "дранг нах Остен" увлек еще дальше. В отряде воеводы Воейкова, которому пришлось после гибели Ермака добивать хана Кучума, русские стрельцы и казаки составляли лишь ядро; большая часть была из служилых татар, пленных литовцев, поляков и немцев. Далеко в Сибирь от стен Ревеля и Риги занесло свой крест крестоносное воинство. Но и обратно, то есть с Востока на Запад, под знаменем Москвы шли вольные дети степей. Касимовские, ногайские и казанские татары вторгаются во владения Ордена и доходят до Балтийского моря. Итак, все действуют в соответствии со своими природными наклонностями, унаследованными от предков стремлениями, заветными желаниями.
Кстати сказать, после завершения Ливонской войны пленные немцы, поляки, литовцы, латыши, эстонцы получили возможность вернуться на родину. Эмиссары польского короля разыскивали их по всем русским городам и весям, следя за тем, чтобы не чинилось никаких препятствий к их репатриации, однако лишь меньшая их часть пожелала уехать. После Северной войны порядком обрусевшие в плену солдаты и офицеры Карла XII отказываются возвратиться в Швецию. После войны 1812-1813 годов та же картина: пленные французы в большей своей части остаются в России навсегда.
Даже верность исламу не препятствовала достижению высокого служебного положения в Московском государстве. Иван III, отправляясь в поход на Новгород, оставляет управлять землею и стеречь Москву татарского царевича Муртазу — имя показывает ясно, что его владелец остался мусульманином.
Коренному населению Казанского ханства не грозило насильственное обращение его в христианство после падения Казани. Первому архиепископу, отбывающему в недавно завоеванный город, в Кремле даются совершенно четкие указания: "страхом к крещению отнюдь не проводить, а проводить только лаской". Москва, очевидно, была гораздо больше заинтересована в том, чтобы сабли казанских татар, хотя бы и мусульманские, были на ее стороне, нежели в православной "чистоте" города.
В следующем, XVII веке послы Алексея Михайловича разъясняют в Варшаве: "... Которые у великого государя подданные римской, люторской, кальвинской, калмыцкой и других вер служат верно, тем никакой тесноты в вере не делается, за верную службу жалует их великий государь". Европейцы, к этому времени уже получившие от Генриха IV и Ришелье первые уроки веротерпимости, одобряли подобный подход московского правительства к "римской, люторской и кальвинской" верам, но не к "калмыцкой" и не к "татарской" Яков Рейтенфельс, проживший в Москве с 1671 по 1673 год, с явным отвращением пишет о том, что там "татары со своими омерзительными обрядами... свободно отправляют свое богослужение". В XVIII веке Петр I в воинском уставе наставляет своих генералов, офицеров и солдат: "Каковой ни есть веры или народа они суть, между собой христианскую любовь иметь".
Тот же узел, что связал воедино все русские земли, стал завязью и для более широкого, многонационального Российского государства. [106-108]
Россия росла сплочением народов, причем собственно русский элемент с природной пластичностью играл роль цемента, соединяющего самые разнообразные этнические компоненты в политическую общность. Мозаичная Российская империя обладала перед лицом внешних угроз твердостью монолита.
На совсем иных основаниях строились многонациональные империи Запада. Отношения между английскими, французскими, голландскими и т.д. плантаторами и их работниками, отношения между остзейскими баронами и эстонскими и латышскими крестьянами, между польской шляхтой и ее белорусскими, украинскими и литовскими холопами, между французскими колонистами и алжирскими феллахами, между израильтянами и палестинцами, между английскими поселенцами и коренным населением Ирландии и т. д. — все это не более чем вариации на одну и ту же тему отношений между победителями и побежденными, между народом господ и народом рабов. Великолепным символом такого рода межнациональных отношений служат ежегодные демонстрации оранжистов в Ольстере.
В 1690 году англичане под предводительством Вильгельма Оранского нанесли поражение ирландским католикам, и с тех пор каждый год в день битвы проходят они сплоченными колоннами по улицам североирландских городов, демонстрируя свою силу, бросая свое ликование и презрение в лицо сыновей, внуков, правнуков побежденных. И так везде, где в области отношений между народами торжествуют принципы западной цивилизации. Друг против друга стоят народы господствующие, ревниво цепляющиеся за малейшие привилегии, которыми отделяют себя от людей "низшего сорта", и народы побежденные, подавленные, унижаемые ежедневно, ежечасно, но сжимающие кулаки и ждущие своего часа, чтобы свести счеты. [109-110]
… Нам не кажется странным, что Куприн мог чувствовать себя одновременно татарином и русским. Гоголь — украинцем и русским, Багратион — грузином и русским и т. д. Не нужно упускать из виду, однако, что этот великий процесс межнационального синтеза, начавшийся в глубине веков, всегда представлялся буржуазному западному сознанию как нечто противоестественное, отталкивающее и непонятное…
_______________________________
[i] Кожинов В.В. История Руси и русского Слова. Современный взгляд. – М., 1997, стр. 79
[ii] См. в частности, пример в статьях «Нацибилдинг» -
www.kroupnov.ru/5/59_1.shtml, «Уроки Ирака» -
www.kroupnov.ru/5/23_1.shtml и «Преэмптивная война» -
www.pereplet.ru/krupnov/33.html#33
[iii] Великолепный пример подобных жизнерадостных «русских» националистов – так называемое Агентство Русской Информации (
www.ari.ru/). Вот в течение одной минуты найденный на данном сайте образчик высокой «русскости» и «достоверного информирования» (по претензиям АРИ) - «Хочешь снести Россиянию, но не знаешь как? Спроси у Шойгу!»: «Агентство Русской Информации вот уже который год задается вопросом – что делает в г. Москва г-н Шойгу Сергей Кужугетович? Этого мужчину тувинской национальности рады были бы у себя принять многие европейские мегаполисы, например – Женева, Гаага , а с ноября – даже г. Нюрнберг! Да и в Соединенных Штатах Кужугетовичу задали бы пару наводящих вопросов. Скажем – что самолёты МЧС возили в феврале этого года в Ирак? Наверное, запчасти для американских транспортных вертолетов.
… Интересно, что тогда будет делать этот фюрер тувинского производства? Советуем ему об этом подумать уже сейчас» (АРИ - 06.11.2003, -
http://www.ari.ru/doc/print/?id=1887
[iv] См., к примеру, известную заметку Ивана Ильина «Что есть истинный национализм», которая является главой из его книги "Манифест Русского Движения" -
http://www.patriotica.ru/religion/ilin_nat.html. В этой заметке ясно видно, что он не чётко различает нацию и национализм – с народностью и государственностью. Вообще, неправильность или, как минимум, размытость термина «национализм» ясна из многочисленности такого рода названий как «Что есть истинный национализм» (И. Ильин) или статьи основателя евразийства, выдающегося филолога князя Н.С. Трубецкого «Об истинном и ложном национализме» (
www.hronos.km.ru/statii/ist_nacion.html). То есть всё время приходится пояснять и пояснять про национализм. Не лучше ли осознать простую на сегодня истину, что без этого термина вполне можно обойтись в деле восстановления и развития России?
[v] Вадим Кожинов. У России нет и не может быть национальной идеи – «Российское аналитическое обозрение», № 7, 1998, -
http://www.archipelag.ru/text/116.htm
[vi] Любимов Ю.В. Проблемы политической интеграции (Русская колонизация. XVII – XVIII вв.) – в сборнике Института Востоковедения Российской академии наук «Государство в истории общества. К проблеме критериев государственности», Москва, ИВ РАН, 2001, сс. 201 – 203.
[vii] Нестеров Ф. Связь времен. Опыт исторической публицистики. - М.: Молодая гвардия, 1987.